ЮМОР и не ТОЛЬКО

С Юркой Одинцовым я познакомилась летом в лесопарке, где выгуливала свою Цилю. И нечего гадко ухмыляться. Циля — отнюдь не престарелая еврейская тетушка, страдающая мизантропией. Цилей звали мою коричневую девку-доберманшу, в то время молодую и совершенно безбашенную. Вообще-то кличка у нее была гораздо затейливее — заводчики нарекли ее Цехиль Дэнджероуз Бьюти. И сколько мы с моим мужем не изгалялись впоследствии в трансформации клички, однако ничего умнее и милее Цили для домашнего обихода не придумали.
Словом, гуляем мы с Цилей, ромашки нюхаем, жизни радуемся, как вдруг мимо нас с шумом и треском пронеслась дивная кавалькада: весьма авантажный мужчина с седым курчавым хаером, стянутым сзади в хвост, весь в буйной бороде и в понтовитых очках в тонкой оправе, с трудом удерживал трехглавого дракона, состоящего из трех великолепных сук породы немецкий боксер. Сучки были бесспорно хороши, они неслись вперед гладкими сильными торпедами, а их хозяин, отдуваясь и поправляя очки, с трудом удерживал импровизированные вожжи, состоящие из скрепленных воедино трех длинных поводков.
Моя шизанутая Цилька, увидав, что девки прификсированы к своему хозяину наглухо, несказанно обрадовалась, в глазах ее полыхнул шальной огонь. Она явно намеревалась устроить битву и при этом уйти от справедливого возмездия. Я еще не успела открыть рот и рявкнуть на свое коричневое сокровище, как хозяин боксерш, что-то такое уловив в поведении моей собаки, издалека крикнул: «Имейте в виду, дамочка, если ваша собака полезет драться, я своих на поводках держать не стану, сразу отстегну». Ну, ясен пень, все справедливо, я бы тоже не позволила своих собак рвать безнаказанно. В последний момент я все же успела схватить уже напружинившую лапы и рычащую Цилю за ошейник.
Вскоре мы познакомились, после нескольких «пристрелочных» потасовок разнопродные дамы подружились и уже вчетвером шерстили лесопарк, наводя ужас на всех собак размерами меньше аргентинского дога.
Юра оказался дядькой компанейским, во время оно окончил биофак университета, долгое время проработал в зоопарке, а сейчас зарабатывал на жизнь племенным разведением боксеров и хэндлерством, выставляя собак в ринге на выставках. Кроме трех боксерш, две из которых, оказывается, на тот момент только-только ощенились (совокупное количество щенков составляло одиннадцать морд), в однокомнатной хрущобе обитали еще две мандавошки: чи-хуа-хуа и китайская хохлатая. Неудивительно поэтому, что жена от Юрки давно съебнула, забрав с собой детей и то немногочисленное барахло, которое не успели сожрать бесчисленные собаки.
Как я уже упоминала, Цилька моя была девочкой весьма породистой, от звездных родителей, с кучей не менее звездных бабушек и дедушек, клеймом в паху и ветром в голове. А я в ту пору страдала очень заразной *нецензурная брань* под названием «повыебывайся с собакой на выставке». Но в свое оправдание могу сказать, что Циля заслуживала быть выставленной. Превосходный экстерьер вкупе с завидной родословной заставили меня вплотную заняться дрессурой.
Потихоньку катилось на закат лето, приближалась выставка ранга САС в Киеве, я муштровала свою собаку, как старшина духов, и все больше терзалась собаководческими амбициями. А тут еще и Юрка подлил масла в костер страстей, предложив бесплатно свои услуги хэндлера. Мало того, он взялся отвезти мою собаку в Киев взамен на то, что мы с мужем во время Юркиного отсутствия будем кормить и выгуливать его свору. Ослепленные жаждой славы, мы с радостно-дебильными улыбками закивали в знак согласия. Эх, если бы мы знали, что нас ждет…
…В назначенный день к нам домой явился Юрка и мы совершили обмен: ему нашу собаку и все ее причандалы и документы, деньги на дорогу и проживание, нам — ключи от Юркиной квартиры и обширный манускрипт с инструкциями, кого когда кормить, и с кем как гулять. Вечером мы усадили их с Цилей в поезд, счастливо-тревожно вздохнув ему вслед.
Наутро мы отправились к Юрке домой, по дороге выстраивая алгоритм действий: заходим, Валера сразу же забирает взрослых девок на улицу, а я в это время кормлю щенков и чихуа-мандавошек.
Неладное мы заподозрили, еще только поднимаясь по лестнице. Юрка со своей псарней жил на пятом этаже, вонять начало уже на третьем. С каждой ступенькой вонь становилась все оглушительнее. А возле двери в его квартиру свирепо и басовито гудели мухи. Много мух. Огромных и устрашающих, как бомбовозы. В памяти сразу же всплыла строфа из Пети Мамонова:
Муха моя
Как пряник
Толстая
И блестит…
Как только муж вставил ключ в замочную скважину, раздался многоголосый истерический лай, хлипкая дверь сотрясалась от ударов собачьих лап. Ключ повернулся, дверь распахнулась, и настал *нецензурная брань*. Абсолютный, страшный *нецензурная брань*. Нас опрокинула волна острого, удушающего смрада, вслед за которой выкатился клубок перемазанных в говне собак. Зверье скулило, лаяло и прыгало нам на грудь, оставляя на одежде отпечатки говняных лап. Одежда в пять секунд была безнадежно испорчена, а наша вера в человечество окончательно растоптана. Сбиваемые с ног вертящимися волчком собаками, задыхаясь и с трудом удерживаясь, чтобы не сблевнуть, мы продвигались внутрь квартиры. Хотя квартирой это назвать было уже нельзя. Это было логово *нецензурная брань* на всю голову собаковода. Все, что можно было сожрать, было сожрано, включая обои, мебель, плинтусы, шторы, обувь, одежду и книги. И абсолютно все пространство было в щенячьем дерьме. Нет, это были не дискретные аккуратные кучки, которые мы надеялись обнаружить. Засохшее и свежее говно было щедро размазано по всему полу, в говне был наполовину сгрызенный диван без ножек (ножки сожрали давно) и такие же кресла-инвалиды. В говне были все собаки. Говном стремительно начали покрываться и мы. Гвалт стоял невообразимый, но даже этот гвалт с легкостью перекрывало жужжание мух. Уже не помню, сколько мы пребывали в ахуе, пошатываясь от толчков собак и тупо созерцая мушиные пляски. Очнувшись, мы с горем пополам обтерли взрослых сук газетками от какашек, после чего Валера, сочувственно на меня поглядев, отбыл собак выгуливать. Скажу честно, в первый день я не только добросовестно выгребла бессчетное количество совков дерьма, я еще и вымыла пол с хлоркой. Вонять, правда, стало ненамного меньше, потому что паркет уже давным-давно распрощался с лаковым покрытием, и на протяжении многих лет в незащищенные доски безнаказанно впитывалось то, что из собак выливалось. Но я хотя бы ненадолго успокоила свое второе медицинское «Я». Поняв, что гулять со старшими псами муж будет ну оооочень долго, бесконечно долго, как можно дольше, я решила попытаться покормить щенков сама. Идиотка, я запустила их на кухню всех сразу, всю стаю в одиннадцать голодных пастей. В пять секунд все было перевернуто, корм сожран, началась потасовка, и было совершенно непонятно, кто успел прорваться к мискам, а кто остался голодным. Прижавшись спиной к обглоданному косяку, я с ужасом таращилась на этот шабаш. А потом… Потом насытившиеся щенки начали опять какать. Я взвыла и начала призывать всех святых, чтобы скорее вернулся муж. Моя психика начала сдавать.
Взрослых покормить было не в пример легче, они чинно поели и улеглись рядышком на руинах дивана, выбрав уголок почище. Вернувшись домой, мы с мужем стремительно и свирепо набухались. Так, чтобы уснуть без сновидений. На следующий день мы резко поумнели и сменили не только форму одежды, но и тактику. Прямо на лестничной площадке переодевшись в рванье, которое сразу же можно было утилизировать, сложив свою одежду в пакеты и напялив на руки резиновые перчатки, мы рывком отперли дверь. Уже не обращая внимания на дерьмо и мух, мы рассредоточились: Валера сразу же занялся взрослыми суками, а я облагораживанием пола. На этот раз я его, конечно, уже не мыла, ограничившись лишь сбором говняного урожая посредством совка. Да, совсем забыла: по дороге, не сговариваясь, мы посетили магазин, где затарились бутылкой коньяку, которую периодически прихлебывали прямо из горлышка, когда уж очень сильно тошнило. Кормили на этот раз попарно: дверь на кухню приоткрывалась совсем чуть-чуть, Валера зашвыривал туда двоих щенков, а я отпихивала ногой остальных. Пока двое жрали, остальная свора пыталась вынести нахуй дверь. Нашей главной целью стало свалить из квартиры до тех пор, пока наевшиеся не начнут гадить по новой. Опустошенные, мы возвращались домой, чтобы с ужасом ждать вечера. И все повторялось сначала. Не знаю, как мы смогли пережить эти три долгих кошмарных дня и не сойти с ума.
…Несмотря на то, что Циля на той выставке заняла второе место среди юниоров, я навсегда излечилась от «выставочной болезни», позволив своей собаке счастливо жить шалашовкой, бестолочью и ни*нецензурная брань* не чемпионкой… Юрка через год продал свою квартиру, не без труда, конечно (все потенциальные покупатели охуевали прямо на пороге), и купил частный дом в пригороде, где его свора в скором времени сожрала все хозяйственные пристройки и передавила соседских кур.